www.alexandrmen.ru (www.alexandermen.ru)

Александр Мень
Наш главный инструмент — душа
Домашняя беседа перед Пасхой (28.03.1988).

Опубликовано: «Истина и жизнь» 5.2002 с. 10-12

Жизнь Христа протекает перед нами стремительно. Но Он, Который говорил: «Горе вам, книжники, лицемеры и фарисеи», — Он внутри был полон покоя. Этот покой не есть некая остановка, а скорее — тишина внутри. Её так трудно сохранить под наплывом бесконечных событий жизни... На самом деле, выполнив то-то и то-то, мы просто отдали долг, и больше ничего. Это не даёт спасения. Потому и сказано, что фарисей не оправдался, — он всё выполнил, это хорошо, но ведь нужно что-то ещё. Между выполнением уставов и чувством Бога такая же разница, как между вежливостью и глубокой любовью. Корректность отношений и сильная любовь — разница огромная. Хотя и то и другое — положительный фактор человеческих отношений. Иногда наши чувства могут притупляться. Поэтому всегда необходимо обновление. Вы, наверное, слышали, на Западе существует такая практика (у нас тоже была): объявляется год мучеников, год миссионера, был год Библии, год апостолов... Для чего это делается? Для того чтобы сосредоточиться на чём-то, на какой-то одной теме, чтобы она «вырвалась вперёд» и обновила наши возможности, чтобы открылись ещё какие-то пути...

Путей к Богу очень много. Можно приближаться к Нему самыми разными способами: и в слове, и в молчании, и в бесконечных печалях, которые мы несём Ему, и в радости. Влюблённый — ищет Бога; художник, стремящийся к совершенству, — ищет Бога; и человек, жаждущий справедливости, тоже ищет Его — все так или иначе Его ищут. Только искать бессознательно — это одно, а мы — сознательно. Мы вот такие, какие есть, со всеми своими слабостями, и нам дана возможность почувствовать Его... Помните миф об Антее, который прикасался к земле и набирался силы? А нам дана возможность коснуться неба — на мгновенье, чтобы набраться силы.

Можно читать литературу, совсем вроде бы не «духовную», но наполненную духовным содержанием. На самом деле нет ничего, что бы не касалось Бога. Возьмите любое прекрасное стихотворение, любой прекрасный фильм — это всегда о Боге. Я несколько лет назад делал популярный фильм — «Человек. Вселенная. Творец» и использовал там определённую музыку (фильм не был размножен)... И вот сравнительно недавно включаю по телевизору фильм «Живая Вселенная». Музыка та же, кадры почти те же, содержание — на 70 процентов то же... И название очень близкое. Мы не сговаривались, я не знаком с режиссёром... Это не случайно. Я не знаю, делал ли режиссёр что-то такое сознательно или он просто вдохновился этой проблемой — а получилось, он вышел на эту финишную прямую. Конечно, он не мог сказать в своём фильме определённых слов, но они так явно напрашивались, что можно было и не говорить ничего...

Источник постоянного движения — это стремление всегда чувствовать Бога и не привыкать — не привыкать к красоте, к Божественной тайне, ко всему, что есть в нашей жизни. (...) Земля и мы на ней — чудо. Мы существа, ограниченные во времени, мы здесь, чтобы пройти вот по этому мосту, пройти вместе: Господь предлагает Себя в спутники. Мы должны всегда как бы прочищать каналы своего слышания, своего видения и не привыкать жить. Это самое страшное — привыкнуть жить; это значит приспособиться к жизни, а высшая форма адаптации организма, как известно из биологии, — это смерть. Это не парадокс, это так и есть. Надо стремиться брать от жизни максимум, не пропускать прекрасное, что встречается нам на пути. Вы, конечно, понимаете, я имею в виду не девиз потребителей, а что-то действительно прекрасное.

Когда чувствуешь, что душа окаменела, когда уже нет сил молиться и говоришь: Господи, ничего не могу, — тут и проявляется действие Духа Божия. Дух Божий — это сила, которая обещана нам в Церкви. Она действует не только в отдельном человеке, но и когда мы вместе. И это есть всегда. Дух Божий присутствует с нами сейчас, Его присутствие охватывает всё, делает нас способными на большее. Оно придаёт особую красоту, глубину нашей короткой жизни...

Дух Божий нисходит к нам и выносит, выталкивает... как лодку оттолкнули от берега, и она поплыла. Но это не значит, что эта рука так и будет служить мотором, вести лодку, а мы будем просто сидеть и ничего не делать. Дальше мы должны включить свой «мотор». Тут возникают трудности, и время от времени, на каких-то поворотах, Дух Божий приходит, чтобы нам помочь. И мы должны быть совершенно спокойны. Наша цель — приблизиться к Богу. (...)

Мир развивается и существует по закону гармонии, сбалансированности его частей, и когда гармония нарушается, происходят какие-то катастрофические процессы, распады. Так же и в человеке, в его душевном состоянии должна быть гармония. Если он этого в какой-то степени достиг, он ощущает в себе полноту жизни. Полнота жизни — переживание счастья. Способ создания и сохранения в человеке гармонии — и внутренней гармонии, и гармонии с мирозданием, с природой, с окружающими людьми, с жизнью — это и есть вера. Единство с нашим Творцом — это и есть высшая цель... Ну и, конечно, то, что мы берём от Духа Божия, от слова, от общения, от молитвы, от нашего труда, от чтения, — всё это должно быть не просто нашим багажом, тем, что мы потребляем; это то, что мы отдаём.

Время сейчас очень непростое, хотя в чём-то — благоприятное. Вот пришла весна, а весной всё оттаивает, и всё, что было спрятано под снегом, все вылезает... <Участвующие в восстановлении монастыря> стали таскать там кирпичи, потом сидели за столом в монастыре, слушали. Ну и, знаете, представляли такой стиль жизни в монастыре: пришли, поклонились, благословились. Всё отрегулировано, думать ни о чём не надо, всё известно — когда вставать, когда что делать, — всё по послушанию. Это очень соблазнительно и приятно. Как сказал один из них: у меня больше нет проблем, я теперь определился. Он «определился» и таскает кирпичи. Они там противопоставляют себя миру, на всё уже можно плевать... На самом деле это всё временно. Мы-то должны смотреть дальше. Мы всё-таки христиане не первого года призыва. Мы стремимся остаться в жизни и выполнять свой жизненный долг. Если все христиане вот так будут противостоять миру — всё, чем живёт мир, вся жизнь будут лишены христианского начала, а мы будем как музейные экспонаты в пределах памятников архитектуры. Так Флоренский предлагал сохранить монахов вместе с их старыми зданиями, с их службой, сохранить как экспонаты... У него есть доклад 20-го года, где он предлагал оставить всё это как произведение древнего искусства. В этом что-то есть, но то были 20-е годы, когда надо было хоть что-то из этого спасти...

Нельзя всё делить на мирское и духовное, Божье и светское. Я не уверен, что «светское» — вообще приемлемое для христиан понятие. Торговать в магазине морковкой — это светская профессия? Нет, это такая же христианская профессия, как любая другая. Потому что можно быть христианкой, стоя за этим прилавком, а можно находиться в монастыре и совсем забыть о христианстве. Монастырь — это великая вещь, но он не может исчерпать всё...

У нас есть приход, мы в нём общаемся — это и есть наш монастырь, монастырь с открытыми дверями и окнами. Он не изолирован от мира. И нам нужно научиться жить в обществе. Это трудно, порой даже противно, но ничего не поделаешь. Господь сказал: посылаю вас, как агнцев среди волков. Он не сказал: Я посылаю вас на виноградник, где вы будете жить в своё удовольствие. Нет: посылаю вас, как агнцев среди волков. Ибо если христиане не будут в этом мире, то они будут как соль, которая потеряла силу, — годная лишь на то, чтобы её выбросить.

Сейчас всё это приобретает несколько трагический оттенок. С «перестройкой», с началом общего духовного, интеллектуального и социального возрождения люди, формально не входящие в Церковь, начинают открывать нравственные ценности, поднимать ключевые вопросы. И многие оглядываются в сторону христиан. На христиан смотрят с уважением, восхищением и надеждой, потому что наивно думают, что на протяжении застойного периода и предыдущих десятилетий Церковь была заповедником, где за глухими стенами сохранялось в нетронутом виде то, что было потеряно обществом. Но, как справедливо отметил академик Лихачёв в своём интервью к 1000-летию крещения Руси в «Огоньке», Церковь была среди народа, и когда народ переживал кризис, она переживала его вместе с ним, и в ней были те же застойные явления, ещё, может, и в большем масштабе.

В двенадцать лет я был зачарован таким видением внутрицерковной картины. Это видение не было основано на реальности. Поскольку почти все храмы были закрыты, Лавра была почти закрыта (кроме двух церквей), я черпал из литературы, из поэзии, из того, что создавал Нестеров, из всего, что вокруг этого... Представляете, Нестеров, Флоренский, Булгаков, Загорск... — создавалась легендарная картина, такой град Китеж, некое идеальное царство. Картина прекрасная, и она, конечно, отражала что-то идеальное в жизни Церкви. Но она не соответствовала реальности. Когда я увидел действительность ближе, я понял, что это всё где-то в сердцах людей и не надо искать этого на земле. (...)

Прошли времена, когда многие скрывали свои воззрения или, по крайней мере, не афишировали их. Люди стали более открытыми, контактными. Теперь можно безбоязненно ходить в церковь. Это накладывает на нас огромную ответственность. Раньше мы по большей части предпочитали этой информацией не делиться; я и теперь считаю, что это дело сугубо личное, внутреннее и трубить об этом перед всеми ни к чему — нескромно. Но если, по воле Божьей, о вашей вере становится известно другим, важно, чтобы это действительно было свидетельством. Мы не пропагандисты и агитаторы, мы — свидетели. (...)

Значительную часть своего времени, примерно треть, вы проводите на работе, остальное время — с родными. Бывает, родные далеки от религии, и вам трудно. Тут тонкий парадокс, два повеления: одно — отделись от них, выйди из их среды, что общего между Христом и Велиаром? — а другое: иди ко всем, иди в мир. Мы одновременно дети мира и сыны Царства Божия. Одно и другое должно как-то перекликаться. Очень трудно сохранять баланс между тем и другим. Это всегда задача творческая, требующая напряжения. Здесь бывают и срывы. (...)

Вообще вы мне все очень нравитесь, и мне кажется, ваше развитие идёт правильно. А что зигзаги — вы не огорчайтесь, это, как говорится, не Невский проспект — это жизнь, Божий дар. Бывают драмы и коллизии. Бог дал нам эту жизнь, и мы должны её пропеть, как хорошую песню. Только не стоять на месте, всё время открывать новые горизонты. А способы — разные. Я, например, сейчас жду, когда потеплеет и можно будет пойти в лес — там всё новое...

Барон Мюнхгаузен описывал одного человека, который вешал себе гири на ноги: он слишком быстро бегал и просто пробегал мимо дома, куда ему надо было попасть... Так и мы все, и я в том числе, должны вешать себе гири, искать уравновешенности. Человек вялый пусть стремится к активности; замкнутый должен учиться общаться с братьями и сестрами; чрезмерно общительный должен немножко собраться... Я, например, склонен скорее к замкнутости, я чувствую себя прекрасно, когда закрою дверь на ключ, включу музыку, разложу бумаги, — я готов так хоть всю ночь сидеть. Но я беру себя за шиворот, когда чувствую, что надо идти спать или куда-то ехать, идти. Поездка у меня рассеивает внимание, но и это надо... Так что мы всё время должны себя координировать. Нужно учиться смирению, а смирение — это открытость, способность слышать, видеть и понимать, что ты не один на свете. В смирении человек слышит голос другого человека и голос Бога. А тот, кто исполнен гордыни, слышит только свой голос и больше ни-че-го.

Главный для нашей жизни инструмент — внутри нас, вот здесь (показывает на сердце). Чтобы на звёзды смотреть — телескоп, чтобы в микромир смотреть — микроскоп, а чтобы действовать в невидимом мире, наш главный инструмент — душа.

28.03.1988